Вы находитесь в первом зале венской классики. Он посвящен Йозефу Гайдну (1732-1809), основоположнику этого музыкального стиля.

Если раньше композиторы творили во славу Бога и государя, то венская классическая школа порвала с этой традицией. Теперь музыку стали писать для широкой публики. В это время зарождается спрос на творчество свободных композиторов, и Гайдн очень умело этим пользовался. С помощью музыкальных издательств, которые начали открываться в эти годы, он имел возможность писать музыку «на свой страх и риск» и продавать произведения международным заказчикам.

Гайдн сделал впечатляющую карьеру, особенно если учесть, что вырос он в весьма скромных условиях. В левой части зала представлены четыре дома, где он жил в тот или иной период своей жизни. Они наглядно демонстрируют пройденный им путь. Детство композитора прошло в обычном крестьянском доме на территории современной Нижней Австрии. Его отец был простым слугой графа Гарраха. Вскоре в маленьком Йозефе обнаружили незаурядные способности и отправили его к дяде в Вену для получения музыкального образования. Там он стал певчим в соборе Святого Стефана. После одной неудачной проделки и в связи с ломкой голоса он потерял свое место в хоре. Последовали полные лишений годы, когда юный Гайдн был вынужден ютиться в мансарде Михаэлерхауса. Однако внизу, на этажах, отведенных для богатых семей, проживали люди, из знакомства с которыми Гайдн извлек немало пользы. Это габсбургский придворный поэт и либреттист Пьетро Метастазио – какое-то время Гайдн был его слугой и учеником, и, прежде всего, княгиня Эстерхази. Благодаря ее сыновьям, Гайдн вскоре получил должность придворного капельмейстера. Замок Эстерхази в Айзенштадте – третье здание, представленное в зале. Проведя здесь 30 лет под покровительством князя Николая I, портрет которого Вы можете видеть в левом углу зала над паланкином, Гайдн получил возможность раскрыть свой музыкальный дар. Благодаря приличной пенсии и двум очень успешным гастролям в Лондон, в преклонных годах Гайдн смог позволить себе собственный дом. Последнее здание, показанное в зале, сохранилось до наших дней и открыто для посещений (Дом-музей Гайдна в Вене).

Как показывает стенд у передней стены зала, Гайдн был необычайно дисциплинированным человеком и придерживался строгого распорядка дня. И хотя служба у князя занимала полный рабочий день, он благодаря своей исключительной организованности находил возможность брать дополнительные заказы и тем самым приобрел международную известность. Слава бежала впереди него, и во время гастролей в Англии он был представлен как звезда лондонской музыкальной сцены. Конечно, на туманном Альбионе он нашел новый источник вдохновения для своего творчества. Мелодия «Песни кайзера» опирается на гимн Англии «Боже, храни короля», и первоначальный текст Леопольда Хашки также схож с английским образцом. «Сотворение мира», пожалуй, самое известное произведение Гайдна, также появилось после его поездки в Лондон. На сцене позади струнного квартета представлено исполнение оратории в честь 76-летия Гайдна, а справа Вы видите эту же картину с подробными комментариями.

По меркам тех лет Гайдн достиг почтенного возраста, но в последние годы жизни был уже не в состоянии писать музыку. Последний струнный квартет Гайдна (op. 103), «мое последнее дитя», как он сам его называл, состоит только из двух частей. В витрине Вы можете найти к нему ноты. Вместо заключительной части Гайдн оставил свою последнюю «визитную карточку» со словами: «Вот и все мои силы. Я стар и слаб».

А знаете ли Вы, что …

последнюю высокую оценку своего творчества Гайдн получил незадолго до смерти. Французский гусарский офицер итальянского происхождения Клемент Сулеми исполнил растроганному композитору арию «Достоинством, величием» из «Сотворения мира». Он стал последним иностранным гостем, принятым Гайдном, и произошла эта встреча не в самых приятных обстоятельствах. Вена к то времени уже была осаждена французами и подвергалась бомбардировке. Когда рядом с домом Гайдна разорвалось пушечное ядро, и окна дрожали со страшной силой, Гайдн произнес: «Не бойтесь, дети мои, ибо там, где Гайдн, никакого вреда быть не может».